Заложник истории

Народу не всегда нравятся люди, изменившие ход истории

Андрей Колесников

Приближается 20-летняя годовщина наших отечественных "мартовских ид" - прихода к власти Михаила Горбачева и начала процессов, которые удивительным образом не завершились до сих пор. Физически они начались 11 марта, после решения Политбюро и его "ратификации" на пленуме. Однако понимание того, что в стране поменяется первое лицо и оно будет не похоже на лица двадцатилетней брежневской эпохи, заканчивавшейся вместе с еще двумя умиравшими генсеками, словно бы торопившимися закрыть политические счета "застоя", состоялось как раз ровно два десятка лет тому назад. Константин Черненко умирал, не поменяв внятной символической конфигурации преемничества. На заседаниях Политбюро с недавних пор Горбачев сидел по правую от него руку, именно Михаил Сергеевич вел секретариаты, а под конец правления второго "постбрежневского" генсека, уже будучи вторым лицом в партии, то есть секретарем по идеологии, будущий первый и последний президент СССР переехал в "знаковый" кабинет Суслова. Символических сигналов было подано достаточно - и для советской верхушки, включая геронтократических претендентов на власть, и для самого будущего архитектора перестройки.

Михаил Горбачев, плоть от плоти партии, человек с хрестоматийной номенклатурной биографией, возможно, при иных обстоятельствах никаких радикальных преобразований, которые привели к, выражаясь в марксистских терминах, смене общественной формации, и не реализовал бы. Однако ему суждено было стать заложником. Заложником истории. Ее неумолимая логика привела его к власти и едва ли не с первого дня правления заставила говорить сначала о "динамизме", затем об "ускорении", потом о "перестройке" и "гласности". Та же самая логика спустя несколько лет сочла историческую миссию последнего генсека исполненной.

Возможно, первой о том, что Горбачев, как к нему ни относиться, - человек миссии, догадалась Маргарет Тэтчер: советолог Арчи Браун рекомендовал "железной леди" в декабре 1984 года, за три месяца до кончины Черненко, обратить внимание на "гостя из СССР". Впечатление, которое произвел на ультралиберального британского премьера "молодой" член Политбюро, было ошеломляющим.

Недавно умерший бывший помощник Черненко Вадим Печенев вспоминал о том, что, по его информации, еще осенью 1984 года Горбачев, учитывая характер обсуждения на Политбюро фигуры Сталина, якобы отдал распоряжение подготовить к 40-летию Победы указ о переименовании Волгограда в Сталинград. Так это было или не так, парадоксальным образом сегодня уже не столь важно. Осенью 1984 года это могло оказаться едва ли не естественным, соответствующим стилю эпохи, шагом. Весной 1985 года переименование было уже исторически, политически, стилистически немыслимым, алогичным, противоестественным. Двадцать лет назад созревала другая эпоха. И она началась в 19:20 10 марта 1985 года, когда умер Черненко. Железные законы истории взяли в оборот 54-летнего секретаря по идеологии, чтобы превратить его в историческую фигуру.

Сразу после того, как Горбачев пришел к власти, один из американских советологов прогнозировал, что "красный Кеннеди" изменит лишь форму и стиль режима, но не его суть. И это было правдой и неправдой одновременно. Правдой - потому что Михаил Сергеевич, по большому счету, почти ничего не изменил в экономике. Неправдой - потому что для того, чтобы политически разрушить империю, достаточно было поменять форму и стиль. Государство, которое держалось на идеях и словах, развалилось от перемены слов и идей, от смены стиля. Даже то обстоятельство, что Горбачев говорил без бумажки, оказалось шоковой терапией. Неважно было, что он говорил, важно - как. Сам стиль разговора и управления стал первым, возможно, самым прочным, институтом советской демократии.

Юбилей перестройки наступает раньше календарного срока, раньше того момента, как было произнесено ставшее интернациональным, транскрибированное латиницей политического эсперанто, слово "perestroika" и его синоним "Gorby". Второе понятие, именно понятие, имеет отношение не столько к конкретному человеку, сколько к реализованной им миссии. После декабря 1991 года Горбачев мог делать любые глупости, но ему в определенный момент счастливым образом хватило мудрости всерьез не возвращаться в политику. Возвращение было бы неудачным и никак не соответствовало историческому масштабу его миссии, которая шире и важнее сиюминутной политики, внутри которой и самому "Горби" было бы некомфортно, и впечатление от его деятельности "после миссии" вызывало бы у сторонних наблюдателей чувство неловкости. Впрочем, одно и очень серьезное право, право высказываться по поводу текущих событий, Горбачев сохранил. Но и им не слишком часто злоупотреблял и злоупотребляет.

Нам вообще не всегда нравятся люди, у которых в политической истории была миссия. Больше того, возможно, им самим не очень нравится то, что они были избраны историей эту миссию исполнять. Например, как ни крути, человек миссии - Егор Гайдар: ему не приходилось выбирать самому, делать или не делать первый шаг в либеральных экономических реформах, которые не захотел и не мог по ограничениям исторического характера осуществить Горбачев. Их нельзя было не реализовать именно тогда, когда они были реализованы, и соображения, скажем так, социально-бытового характера в виде, к примеру, лютой ненависти и непонимания со стороны значительной части населения и элит, не принимались во внимание человеком миссии.

В конце 1980-х был популярен слоган "Перестройка продолжается". Сейчас этот образ используется главным образом в описании услуг строительных и риэлторских компаний. Однако именно он весьма точно характеризует состояние российской политики. Вначале было слово, и сначала была перестройка слов. Затем - перестройка основ экономического уклада. Потом образа жизни и существования с параллельной адаптацией политики под вызовы нового времени. И то, и другое, и третье по сути своей - миссия. При понимании этого обстоятельства можно признать, что "миссия выполнима". Потому что она не может быть не выполнена, будучи вполне предметным требованием истории.

"Нет у революции начала, нет у революции конца" - еще одна схожая констатация. Революцию методом перманентной эволюции начал именно Горбачев. В этом смысле все российские правители наследуют его стилю.

Впрочем, судя по некоторым недавним высказываниям, сам Михаил Сергеевич не в восторге от происходящего в стране. Что естественно и правильно. Человек миссии и обязан судить о событиях с высоты своего опыта, с точки зрения вечности. Исторический детерминизм штука, конечно, жесткая, ему 20 лет назад и подчинился сам Горбачев. Но роль личности в истории тоже не следует сбрасывать со счетов. Во всяком случае, этот человек оказался адекватен истории и своей миссии. Выражаясь словами двадцатилетней давности, оправдал оказанное эпохой доверие.

Источник: Российская газета

Обсудить на форуме