Бесланский синдром

Часть № 1. Зависть

Беслану - год. Два слова. Но всем понятно. Год город носит траур по мертвым детям, год балансирует на грани сумасшествия. А еще - триста с лишним дней завидует и ненавидит.

Спустя год Беслан расколот. Расколот на тех, кто хочет отомстить, и на тех, кто смирился. На тех, кто получил компенсации за погибших и пострадавших, и на тех, кто считает деньги в их карманах.

Теперешнюю жизнь Беслана определяют зависть и ненависть.

И сострадание. Но его нужно искать.

"Жалко, что меня с моими детьми в первой школе не было во время теракта"

Выживших в теракте учащихся первой школы Беслана направили учиться в шестую. Перемешивая школы, думали, как водится, о пользе дела: пережившие теракт дети избавятся от стресса, общаясь со сверстниками, которым повезло. В результате в состоянии стресса, похоже, оказались последние. А кому повезло на самом деле - на этот вопрос не всякий бесланчанин ответит категорически.

Благотворительные поездки за рубеж и денежные компенсации обрушились на родителей и детей первой школы с беспощадностью кармадонского ледника. Рубли и заграница если и не поссорили их со всем прочим Бесланом, то возбудили в городе нешуточную к ним зависть. Вульгарную антропологическую зависть. Представьте: одни дети едут в Канаду, на отдых, другие - на родительскую дачу, огород поливать. Одним скоростной итальянский велосипед в подарок не то по линии ЮНЕСКО, не то по ведомству НАТО. Другим, чтобы такой же купить, надо все каникулы горбатиться - арбузы на рынке продавать. К тому же послабления в учебе, которыми негласно привилегировали на весь прошедший год учеников первой школы. Обычному недорослю "трояк" ставят, а пострадавшего за то же самое тянут в хорошисты. Детям объясняй не объясняй про психологическую травму, такой несправедливости им никак не понять.

- Да, детей этими поездками только еще больше травмируют, а кроме того, порождают иждивенческие настроения, - возмущается Елена Рубаева, психолог центра Красного Креста "Мы вместе" города Беслана. - Сначала покажут заокеанскую красоту, дети только к ней привыкнут, а тут подходит время возвращаться обратно - к воспоминаниям о смерти и крови, в город, переживающий сильнейший стресс.

У развалин первой школы вечно крутятся пацаны. Похоже, журналистов поджидают, чтобы навешать им юбилейное, "про те события". Саша, лет двенадцати, бодро, можно сказать "профессионально", рассказывает мне и про оружие террористов, и про их численность. Видно, что в курсе уголовного дела. Походя вставляет два-три слова о своих поездках за границу этим летом. Что-то вроде: "Помню, иду я по Елисейским Полям, а там..."

У него холеный стаффордширский терьер на узорном поводке и беспечность во взгляде. Третьего сентября ему удалось выбраться из школы невредимым. Повезло.

Как-то на родительском собрании в школе № 6 одна мать бросила в сердцах: "Жалко, что меня с моими детьми в первой школе не было во время теракта". Оправдывают ее немногие, многие понимают.

"Неправильные деньги"

- У нас, в Северной Осетии, устроиться на работу, не заплатив деньги кому следует, возможности нет. А где их взять матери-одиночке? - говорит Мурат Болотаев, местный таксист. Теракт в первой школе такую возможность предоставил.

Таких компенсаций жертвы терактов и их родственники в России еще не получали. Ни после взрывов жилых домов в Москве, ни после "Норд-Оста". Никогда. За каждого погибшего - миллион рублей, тяжелое ранение - 700 тысяч, средней тяжести - 500 тысяч, легкое ранение - 350 тысяч рублей. Кроме того, заложники и их родственники получали деньги в виде различных единовременных выплат. В итоге никто не получил меньше 400 тысяч рублей. Даже те заложники, которые не были ранены. По официальным данным, на счета бесланцев был перечислен примерно миллиард рублей. Причем деньги переводили без больших проволочек.

Впрочем, нельзя сказать, что Беслан до теракта бедствовал. Напротив, на фоне остальной Северной Осетии город жил совсем неплохо. В советские времена - за счет крупного мелькомбината и комбината по производству кормов. В послеперестроечные - в основном за счет множества предприятий, легальных и не очень, выпускающих алкогольную продукцию. Цены здесь всегда были высокие, а жизнь - зажиточная. Но после того как жертвам трагедии стали выплачивать компенсации, спокойному достатку винно-водочного городка пришел конец.

Получив деньги, многие из бывших заложников стали активно обустраивать свой быт: покупать квартиры, делать в домах ремонт. Жилищный рынок тут же отреагировал на мощный денежный вброс. Цены на жилье в Беслане не просто выросли - взлетели. К примеру, если трехкомнатная квартира до теракта стоила семьсот тысяч рублей, то после денежных выплат - почти вдвое больше. Легко вообразить, в каких выражениях стали говорить о жертвах теракта те, кто годами копил деньги на покупку жилплощади в Беслане.

Беслан - город небольшой, примерно 30 тысяч населения. Все друг друга знают, знают, кто чем живет. В общем, от соседского глаза ни один стеклопакет не скроется даже за высоким кавказским забором.

Внезапное богатство, а миллион рублей это действительно большие деньги даже для Беслана, свалившееся на бывших заложников, неожиданно обострило подспудную неприязнь коренных бесланчан к осевшим здесь в последние годы - в основном к тем осетинам, кто приехал из внутренних районов Грузии.

- Босяки понаехали, ничего у них не было, а теперь в хоромах живут, - вопит старуха Джульетта в ответ на мой вопрос о компенсациях и для иллюстрации кивает внушительным осетинским носом в направлении прилично одетой дамы. Дама, вполне возможно, и в заложниках-то не была, и приоделась не на компенсационные деньги, но все равно: деньги ее - неправильные.

"Неправильные деньги" - эта тема в Беслане одна из основных. Звучит повсеместно, но в разных вариациях, в зависимости от объекта критики. Например, в такой вариации - популярной среди мужской части города: "Кто на арбе никогда не сидел, сейчас на иномарке ездит". В Беслане появились новые машины. Много новых машин. "Тыща, а может, и больше", - ползет по городу слух. Эта тыща не дает жителям города покоя. Эту тыщу обсуждают дома, на работе, в автобусе. "Как они могут?! Еще год не прошел со дня смерти их детей, а они тачки себе взяли", - говорит пол-Беслана почти с брезгливостью.

Приезжему обязательно расскажут страшилку о местном наркомане, который получил компенсацию за погибших родственников, купил машину и вскоре влетел на ней под встречный грузовик. Грузовик снес ему голову вместе с крышей легковушки. Голову нашли метрах в ста от места аварии. И добавят: "Уже девять таких машин разбилось". За рассказом следует мораль: "Вот как Бог наказывает тех, кто наживается на крови родных!"

Другая половина Беслана - побывшая в заложниках или потерявшая в теракте родственников - на это отвечает: "Если кому-то из наших мужчин, потерявших детей, станет легче от того, что он купит себе новую машину и будет на ней ездить, так пусть покупает и ездит себе на здоровье. Лишь бы не пил и не вешался. Кто его за это осудит?"

"Плохо, что ли: и детишки новые будут, и деньги от старых останутся"

Осуждать бывших заложников и их родственников в Беслане сейчас - прилично. И это самое неприличное, что можно сейчас обнаружить в Беслане. Осуждение подается под видом борьбы за нравственность.

Среди женщин, потерявших детей во время теракта, уже есть забеременевшие.

- Нельзя! - говорит медсестра из местной поликлиники.

- Почему нельзя?

- Так скоро - неприлично. Пострадать еще надо.

- Так этим женщинам за сорок, им страдать некогда, могут просто не успеть родить.

- Все равно нельзя!

И так по кругу.

Всех погибших в результате теракта в Беслане похоронили вместе. Рядом со старым кладбищем. Но лежат они обособленно, от старого кладбища их отделяет забор. Уцелевших обособленно жить не заставишь и забором не огородишь. Но, если честно, очень хочется - чтобы избавить их от ежедневной зависти.

Между прочим, бесланские мужчины к поспешным беременностям бывших заложниц относятся более снисходительно, чем женщины, которых теракт не коснулся напрямую. И вот разговоришь какую-нибудь из таких завистниц, а потом сам жалеешь. Потому что можно и на гадость нарваться: "Плохо, что ли: и детишки новые будут, и деньги от старых останутся".

Короче говоря, дети - это святое. Но и святое в Беслане имеет свою цену.

Беслан, конечно, производит впечатление психически нездорового города. В медицинском смысле слова. Все осуждают всех. Осуждают, когда надо просто пожалеть друг друга. Это прискорбно и со стороны необъяснимо, но это - так. Возможно, таким образом проявляются последствия коллективного стресса.

Женщины разделились по признаку продолжительности траура. Одни сняли черное на сороковой день после похорон родных, другие ждут года. Первые пеняют вторым на излишнюю трагедийность и пафос, вторые обвиняют первых в недостатке почтения к исконным традициям и вообще - в избытке жизни.

- Сколько можно в черном ходить, свое горе выпячивать? Можно подумать, только у них дети погибли, - ворчит пожилая женщина на кладбище погибших в теракте. Она только что прилетела из Москвы на могилу внука. Среди ритуальных платьев и плотно повязанных черных платков ее пестренькие рюшки на груди выглядят как вызов судьбе.

Женщины из общественной организации "Матери Беслана" подозревают республиканские власти в том, что те в загранпоездки включают детей, не имеющих отношения ни к Беслану, ни к первой школе.

- Достаточно сравнить списки заложников и тех, кто выезжал за границу - например, в Швейцарию, - говорит Эмилия Бзарова. Ее сын Аслан погиб, другой сын Заур был ранен. Она снимет черное только в конце сентября, когда пройдет год после похорон Аслана, его останки долго не могли найти. Ее очень возмущает, что кто-то из разряда "горя не изведавшие" может воспользоваться законным правом ее ребенка на путешествие за границу.

Владикавказские чиновники в официальном порядке факты включения в загранпоездки "посторонних" отрицают. А без диктофона доверительно оправдываются: "Да где же мы столько детей возьмем. Желающих пригласить уж очень много".

В местном РОНО тихо досадуют по поводу иностранцев, которые, дескать, под видом благотворительности отрабатывают свои гранты. Одна из сотрудниц рассказывает про поездку 250 бесланских детей в Германию.

- Показали кирпичный завод и ферму - вот и все экскурсии. Заставили ребят самих убираться в номерах гостиницы. Лучше бы оставили они нас в покое наконец, - говорит она и показывает длинный список организаций, в основном иностранных, чьи реабилитационные программы действуют в Беслане.

Искусственное оплодотворение, клонирование, усыновление, воскрешение...

Многие женщины, особенно из тех, кто соблюдает жесткий - годичный - траур, осуждают бесланских мужчин, что те не отомстили за смерть своих детей. Не отомстили по-кавказски: око за око. Называют их пренебрежительно - "мужчинки". Говорят, некоторые из бывших заложниц из-за этого отказываются спать с мужьями. Будто бы даже поветрие такое началось. Доказать это по известным причинам затруднительно. Но вот любопытный факт. В свое время в центр "Мы вместе" пришла бумага из республиканского Минздрава. В ней бесланским психологам рекомендовали предлагать пришедшим на прием женщинам, потерявшим детей во время теракта, услуги по искусственному оплодотворению. В московской клинике, бесплатно и без очереди. На мой вопрос: "А как же мужья и вообще - мужчины?" - психологи растерянно пожимают плечами.

- Вообще это, конечно, непрофессионально и безответственно, - говорят они, - делать такие предложения женщинам, находящимся в стрессовом состоянии, еще не способным адекватно воспринимать актуальную для них информацию. Чиновники утверждают, что искусственное оплодотворение ускорит процесс реабилитации. А если оплодотворение пройдет неудачно? Представляете, как усугубится психологическая травма женщины?

Чуть меньше года назад "Известия" писали о том, что в Беслане объявились шарлатаны, которые обещали за 39 тысяч рублей воскресить погибших детей (номер от 26 ноября 2004 года). И сейчас, спустя год, тема воскрешения из мертвых по актуальности уступает в Беслане только теме непомерно больших компенсаций и принимает самые невероятные формы.

Есть в Беслане женщина по имени Алла (фамилию, по совести, называть нельзя, но знают ее многие), которая одержима идеей клонирования погибшего ребенка. Говорят, всю компенсацию собирается потратить на эту затею и уже связалась с иностранными университетами, где проводят соответствующие эксперименты.

Есть другая женщина, которая опознала останки свой дочери, похоронила их, но каждый вечер выходит во двор своего дома, ждет, что дочь вернется.

В семье Туаевых погибли двое детей: мальчик и девочка. Супруги решили, что будут рожать снова. Но забеременеть все не получалось. И тут нечаянная радость: к порогу их дома кто-то подкинул новорожденного мальчика. Туаевы сначала растерялись, отнесли младенца в милицию. Но через три дня спохватились - это же сам Бог знак подает - и взяли его обратно. Теперь, говорят, не нарадуются на подкидыша. Рождественские истории случаются и в преисподней.

Бренд "Школа № 1 г. Беслана"

Между учителями и родителями учеников первой школы тоже, мягко говоря, согласия нет. Учителя - узкий круг, поясняют в бесланской администрации, - до недавнего времени выступали за то, чтобы одной из двух школ, построенных в Беслане к началу нового учебного года (каждая рассчитана на 600 мест), присвоить первый номер и определить туда всех детей и учителей школы № 1. Родители противились этому, говорили, что от первого номера надо отказаться совсем, чтобы не травмировать психику детей, а детей распределить по новым школам с учетом их желаний.

- Это у них что-то вроде суеверия, - еще две недели назад снисходительно комментировала поведение родителей Зарема Бургалова, руководитель Правобережного территориального отдела образования. Но, судя по всему, чиновники от образования примут сторону родителей. А новым школам - на улицах Коминтерна и Ленина - присвоят номера 8 и 9.

В местной администрации тем временем нас просветили под грифом "для служебного пользования", что не в суевериях дело. Просто учителя боролись за бренд под названием "школа № 1". Если бы им удалось его сохранить за собой, у них было бы больше возможностей пользоваться всякими там профсоюзными послаблениями и гуманитаркой, "которая еще долго будет поступать под этот номер, особенно из-за границы".

Что делать с руинами первой школы, в Беслане уже практически определились. На общем собрании горожан в Доме культуры было решено здание и пристройки к нему снести сразу после окончания следствия, возвести на его месте храм, а спортзал оставить как есть - в виде мемориала. Сейчас это решение проходит согласование в бесланской администрации.

Кажется, что со временем клиническая картина бесланской болезни только ухудшается. Жертвы теракта, кто как может, ищут способ искупить вину за неожиданные деньги. Одни переводят часть компенсаций в детские дома. Другие действуют более демонстративно. Как семьи братьев Тотиевых, к примеру. Они потеряли шестерых детей: пять девочек и мальчика. У них - самая большая общая могила на кладбище, и им нечего стыдиться. Но они мостят улицу, на которой стоит их дом. Мостят для всех. Возможно, мотив у них вполне благородный. Но кто бы знал, с какой легкостью их земляки шесть умножают на миллион.

Источник: Известия

Ссылки по теме:
- Бесланский синдром. Часть 2. Одержимость
- Бесланский синдром. Часть 3. Ненависть
- По ту сторону Беслана. География теракта
- "Находясь в Беслане, разобраться в происходящем было невозможно"
- Беслан: 10 вопросов, на которые нет ответов
- Беслан. Год спустя

Обсудить на форуме